Переходы, переезды, перелёты, переправы.
Всё ещё одолевает паника, отправляясь в новое путешествие. Пересаживаясь с тесного, но такого уютного автобуса на борт самолёта, Дэйн не мог успокоиться. Чувство, будто каждый следующий шаг может стать крайним, мужчина то и дело искал повод отложить перелёт через Атлантический Океан. Стюардесса назойливо предлагает чай в качестве успокоительного, но Уитман только криво улыбается, не желая принимать панацею в жилы собственного организма. Между пальцами ловко проскальзывает металлическое кольцо соединяющее ключ от квартиры с брелоком. Миллиметры и миниатюрная, мягкая фигурка жирафа с чёрными глазами бусинками, плотно сжимается в кулаке мужчины и он облегчённо выдыхает. Прикрывает глаза на секунду, прислушиваясь к собственному сердцебиению, продолжая теребить игрушку. Успокаивается. Выдыхает. Приходит в норму. И вернув ясность в собственный взгляд, раскрывая тернистые леса собственных ресниц он обнаруживает угрюмую спинку впередистоящего кресла одного из мест эконом класса. Слева такой уютный и свободный проход. Пассажиры уже перестали двигаться по салону, постоянно цепляя историка задницами за плечо. С этим он готов мирится. Это совершенно не раздражает - в какой-то степени бодрит и позволяет сохранять голову ясной.
Слава Богу не сел у окна.
Он так и не решается повернуть голову в сторону иллюминатора. Боится того, что может обнаружить по другую сторону от водонепроницаемого стекла. Спасибо, но наблюдение медведе подобных, ленивых и белоснежно кудрявых облаков не способных придавать уверенности Дэйну. Скорее наоборот. Они с огромной долей токсичности будут раскачивать внутреннюю лодку стабильности мужчины. И пока его сознание находится в нейтральных водах, он лучше попытается отвлечься.
Как жаль, что внутренний, персональный джинн не способен исполнять все самые заветные желания. Или вторая глава истории, как переносят полёты над облаками люди с боязнью высоты.
Если бы Дэйн мог отмотать всё назад, словно запись со старых кассет, то на первый взгляд он бы ни когда не выбрал переправу через океан с помощью воздушного судна. Как бы там назойливо начальство не всучивало ему билеты в первый класс или чуть ли не организовывали частный перелёт через Атлантику, Дэйн бы открещивался всеми правдами и не правдами. Он бы выбрал куда более прозаичный способ передвижения. Корабль? Выглядит надёжно... Нет. Ни разу. Как только представить все эти покачивания на волнах, промозглый, ледяной ветер продирающий до костей и волны-убийцы поднимающиеся над уровнем моря на десять-пятнадцать метров, так мурашки по коже бегут. Нет-нет-нет. Если выбирать из двух зол худшее, то Уитман предпочёл бы не выбирать вовсе. Может у него и нет фобии к пучинам морским, но что воздух, что океан не внушают чувства безопасности, а только бьют по инстинкту самосохранения. Неужели за столько десятков лет ни один умелец, так и не додумался проложить прямую автостраду между Соединёнными Штатами Америки и Великой Британией? Чёрт! А эту идею уже давным-давно следовало выдвинуть на одном из совещаний ООН, запатентовать и активно собирать инвестиции озабоченных подобной проблемой людей. Если бы Дэйн владел какими-либо финансовыми ресурсами, то с лёгкостью бы стал одним из главных активов новоиспеченного проекта. Сколько бы сил не надо было затратить, сколько нервов не надо было потратить и сколько денег не надо было бы вложить - в реальности всё гораздо хуже, чем в самых влажных фантазиях. И если бы это было возможно, хотя бы теоретически, словно распиаренный во все уши Проект "Венера", то сильные страны мира сего уже давно обеспокоились реализаций подобных идей. Выдыхай, маленький утконос, и успокаивайся. Если бы Дэйн мог перелистать всё назад, словно старую, пыльную энциклопедию, найденную в одной из забытых архивов национальной библиотеки, то он бы с горечью осознал, что пришлось бы всё оставить, как есть.
Мысли стали запутанными, будто он школьник. Утекали из головы. Хотелось скрипя зубами, поднять взгляд вверх и обнаружить, что за нами оттуда следят. И стоит только допустить возможность подобного, как в подсознании Уитмана, погруженного в сон, возникает мир с созвездиями звёзд чужих и массивная фигура, прорезающая небосвод над Лондоном. "Некто" из древних мифов, дарующий не спасение всему живого, а награждая созерцавших его безумием до конца оставшихся дней протягивает руки и небрежно выкрадывает самое дорогое для сердца. К этому он был не готов, но невидимое ружьё не дало осечки и выстрелило без промаха. Сонный мир разбивается на миллион осколков памяти из прошлого, где остаётся только замёрзнуть среди открытого космоса - где, земля под ногами превратится сначала в непреодолимую трясину сомнений, колёса с намотанной на них цепью тщетно пытаются месить грязь, а небо предательски шепчет "плакса". Болото увядает, но на месте погибших мест не распускаются цветы, а стоячая вода диктует условия для достижения открытых вод. Что дальше? Спалена горсть нервных клеток, ревность, злость, непреодолимость, непризнание на пути к смирению и вот уже нарисованный пальцами смайлик на запотевшем окне стирается разводами ладоней по стеклопакету. Рано или поздно придётся уйти под воду. Ступни ног касаются пропитанного илом дна и когда, лёгкие уже не справляются с водоизмещением, то далёкий голос восторженно воскликнет: "Земля!"...
Он судорожно дёргается и просыпается мгновенно. Лоб покрыт испаринами, будто его окатили ушатом ледяной воды. И только заботливая стюардесса проходя мимо, ласково касается плеча мужчины.
- Чаю, сэр? - Мелодичный голос доставляет удовольствие ушам, как голос матери, помогающий встретить утро с радостной улыбкой на лице, но Уитман чувствует себя абсолютно потерянным. Взгляд туманный, а на языке остаётся терпкое послевкусие пережитого сна словно наяву. Он оборачивается в её сторону, не до конца понимая, что происходит и где он находится. Кресла по правую руку от англичанина по-прежнему пустуют, а люди через проход погружены в Царство Морфея и его пробуждение не вызывает в них ни какой реакции. Окидывая себя взглядом, он находит собственное тело укутанное в мягкий, дешёвый плед. На немой вопрос Дэйна стюардесса тут же находится с ответом, словно читает его мысли - на самом деле банально считывая эмоции лица профессора. - Вы уснули, сэр. Я вас укрыла, чтобы не замёрзли. Вы проспали пять последних часов.
- Мы... Мы уже прилетели? - Нерешительно интересуется он.
- Через два часа будем заходить на посадку в Нью-Йорке. - Она похлопывает по плечу мужчину, будто чувствует, как тяжело ему даётся этот перелёт через океан и это правда успокаивает. К установке в голове Дэйна словно направляется импульс, отменяющий всю систему безопасности и не позволяя паники развиваться.
Всего-то два часа из семи. Думаю, что справлюсь. Ерунда же совсем осталась. Конечно, справлюсь. Разве может что-то пойти не так?
Позволяя себе расслабиться, он даже находит силы, чтобы вытянуть ноги и мягко улыбнутся. Он правда испытывает облегчение, скорой встречей с твёрдой поверхностью земли. Чёрт возьми, да хочется уже наконец-таки выдохнуть. Уитман успевает словить себя на мысли, что оказавшись в аэропорту первым делом позволит себе пригубить пару стопочек скотча, отмечая своё выживание, но до этого ещё следовало дожить целых два часа... А следовательно надо коротать время.
- Да, чай был бы замечательным началом для пробуждения. - Он и правда решает, что ароматный чай звучит крайне соблазнительно, особенно для англичанина. Знают чертяги чем брать!
- Отлично, сэр, сейчас принесу. - На её доброжелательную улыбку невозможно отреагировать, как-то иначе, кроме как собственной улыбкой.
И когда бортпроводница отправляется дальше по проходу, то Дэйн ещё какое-то время провожает её взглядом и начинает размышлять, как бы провести остаток полёта.
Наслаждаясь приторным, далеко не цейлонским чаем и ни капли не напоминающим своими нотками вкуса британскую жемчужину, Дэйн погружался в дебри электронной читалки. Пролистав по экрану все научные доклады, он будто пытался зацепиться за нечто особенное. Когда падаешь громко, достигаешь самого дна и видишь тех, кто прячется в планетарной туманности, карающий порой за тщеславные действия - начинаешь верить, что этот мир не такой уж и плоский. Сталкиваясь с массой противоречий в мировой истории и полностью необъяснимыми вещами, Уитман стал одним из тех, кто начал искать объяснения различным вещам, не просто для общего развития, а желая в первую очередь погрузится глубже в тайну собственной семьи. Может сглаз матери или проклятье, причём родовое? Или карает карма за действия минувших веков? Может быть отец или дядя били зеркала - а это же семь лет несчастья... Дэйн раньше верил в приметы, но следовал им не часто - сейчас же это изменилось. Не верил в гороскопы, но сейчас одни из главных друзей это астрологи и карты таро. Мыслей всё больше о предназначении, рассудок весь в терзаниях: линии на ладонях, родинки на теле - у всего есть объяснение. Что это всё значит? Что будет после жизни? Смерть? А что дальше? Забвение... Страхи людей у всех одинаковые, но только вопросы задаются разные. Столкновения с объяснимыми и нет вещами происходят на подсознательном уровне, когда приходят ночи без сна. И Дэйн через эти этапы проходит активно, словно над ним купол или он сам брошен в клетку. Пытаясь разведать, что же происходило с его семьёй ему пришлось погружаться в дебри истории самой Англии и это не прошло даром. Он откопал рукопись, которая периодически встречалась Дэйну в разных источниках, но в большинстве своём выглядела словно выдумка, бред сумасшедшего, как удобнее, так и следует называть.
Появившаяся в конце XIX века двухактная пьеса "Король в жёлтом" неизвестного автора, по слухам покончившего с собой после её завершения, стала для мира настоящим проклятием. Она переводилась на разные языки и распространялась от города к городу, с континента на континент, словно заразная болезнь, вселяя страх и безумие в каждого, кто решался её прочесть. И хотя никакие определенные правила не были нарушены на страницах этой книги, в ней не провозглашалась ни одна доктрина, не попирались ни какие убеждения и ее нельзя было осудить ни по какому известному закону, пьеса запрещалась и конфисковалась, осуждалась прессой и проповедниками, отвергалась даже самыми прогрессивными литературными анархистами. Однако, стоило французскому правительству изъять прибывшие в Париж копии перевода "Короля в желтом", как Лондон, поддавшись непреодолимому искушению, тут же захотел прочесть пьесу, а ушлые книготорговцы бросились оборачивать обложки дешевых романчиков жёлтой бумагой, чтобы привлечь к ним внимание. Запретную пьесу было легко узнать по пёстрой обложке из змеиной кожи, тисненому на ней золотом желтому знаку и бледным страницам, пропитанным чистейшим ядом такого напряжения и буйства слов, какое человеческая природа не в состоянии вынести. Слов ясных, чистых и мелодичных, одинаково понятных невеждам и мудрецам, то была высшая суть искусства, книга великих истин, которая ввергала людей в безумие и рушила жизни.
Дэйн смог получить доступ к электронной копии пьесы, но как показала практика, в ней не было ничего хоть отдалённо напоминающего безумие, коим была поглощена Англия два века тому назад. Пожалуй, следовало признать, что дело было исключительно в печатной версии, которая по иронии судьбы хранилась в одном из музеев Нью-Йорка, где Уитман через чуть больше суток будет читать доклад для студентов. Сложно не признать, что это ни одна из главных причин по которой англичанин вынужден мирится с собственными страхами - очередной осколок позволяющий узнать новую главу истории своей семьи и заглянуть в прошлое, такое просто глупо игнорировать!
Первый акт пьесы, который Дэйн перечитывал прямо сейчас, рассказывал о потерянной Каркозе, её циклопических башнях, мрачных глубинах туманного озера Хали, солнцах-близнецах и сияющих призрачным светом лунах, роковом Фантоме Истины, загадочном Хастуре и Аларе, вековечном Ихтилл и бездне Демхе, а также о последнем Короле в изорванной жёлтой мантии мертвенно-бледной маске. Но сама простота и наивность первого акта лишь усиливала весь ужас следовавшего за ним удара - строки второго акта по убеждениям католической церкви приносили безумие и одержимость, пробуждая в памяти читателей забытых призраков далёкого прошлого, и приводили к трагедии, более ужасной, чем смерть. Те, кто пережил это проклятие, никогда даже не осмеливались обсуждать нечестивые страницы второго акта вслух и навсегда лишались покоя. Но молчание лишь распаляло в других желание вкусить запретный плод, заставляя без устали искать у букинистов "Короля в жёлтом", даже не осознавая того, что зловещая сила уже овладела их умами и контролирует даже ещё не рожденные мысли.
Большинство рукописей из всего тиража было сожжено в "священных" кострах, но единичные экземпляры остались в частных коллекциях, передаваясь из поколения в поколение. Существуют люди, которые по-прежнему ищут данные экземпляры, преследуя разные цели: скептики, желающие развеять миф; безумные, желая заразиться ещё большим безумием; одержимые, несущие священную миссию спасения, желая уничтожить оставшиеся экземпляры.
- Пристегните ремень, сэр. - Голос стюардессы вырывает Дэйна из чтения и он вынужден поднять недоумевающий взгляд, быстро нащупывая кнопку выключения экрана, словно он подросток, с шалящими гормонами, зачитавшийся литературой порнографического характера и теперь пойманный за этим постыдным делом. - Нью-Йорк, сэр. Мы идём на посадку!
Он молча кивает и выполняет предназначенное, мысленно выдыхая, что осталось уже совсем чуть-чуть.
Вот и добрались.
Посадка проходит без сучка и задоринки. Проверка документов, багажа, вежливые улыбки и малозначительные вопросы, вовсе не напоминающие допрос - всё это утомляет, но не вызывает паники, она придёт гораздо позже.
Дэйн, как и обещал себе заскакивает в местный бар на выходе, пропускает стопочку скотча, который на вкус словно тухлые яйца в яичнице одной из забегаловок Лондона, которую ему пришлось вкусить однажды. Но это всё не омрачает мужчину. Воздух Нью-Йорка на вкус весьма паршив. И пусть морской бриз старается привнести дополнительной свежести, но чувство отчужденности только нарастает. Плевать, надо насладиться этой поездкой и добыть приятных впечатлений. Уитман сжимает крепко ручку чемодана, окидывая взглядом встречающую зону и находя наконец-таки картонную табличку со своим именем. Отлично! Не придётся всё-таки искать такси поздним вечером и думать, как добраться до города, чего он так опасался. Теперь осталось расположить свою тощую задницу на одном из сидений забитых под отказ мест одного из микроавтобусов встречающих прибывших историков и профессоров. Только паника, как и говорилось ранее, возвращается, когда на экране телефона Дэйна высвечивается неизвестный номер. Подобный звонок ему уже поступал прямо перед отлётом из столицы Великобритании. Он оглядывается по сторонам, вновь тупо уставляется в экран и ведет красный значок сброса к необходимой точке, чтобы закончить вызов. Пытается открестится от этих мыслей, располагаясь на свободном месте и созерцая окрестности через окно. В этот раз можно позволить себе не сидеть с краю, страха больше нет. Тронулись, через сорок минут он уже будет заселяться с отель, если переживёт эту поездку.
Уитман теребит пальцами фамильный перстень на пальце, проверяя прочно ли сидит украшение на фаланге, но то мёртво засело и даже проворачиваться не желает. Можно вновь выдохнуть. Так откуда же берётся эта нарастающая тревога в сердце? Телефон вновь звонит. Неизвестный номер на экране по-прежнему не желает определяться даже по стране, а он оплатил роуминг, точно знает! Гудок сигнала, похожий скорее на грузовой, будто Дэйн попал на съёмочную площадку фильма "Ничего себе поездочка", где грузовые, американские траки, умеют бесшумно подкрадываться к главным героям со спины в кукурузном поле ростом выше человеческого и вот свет фар ослепительно погружает весь салон микроавтобуса в райские гущи. Дэйн инстинктивно оборачивается, но приходится щуриться от ярких прожекторов, что стремятся выжигать сетчатку глаз. Телефон после сброса продолжает звонить, свет не позволяет выцепить детали на ночной магистрали, но рёв двигателя массивного тягача продолжает приближаться и кажется вот-вот превратит задницу микроавтобуса всмятку...
Самое тёплое приветствие из всех только возможных! Чёрт тебя побери, Нью-Йорк! Я не хочу умирать!
И один из соседних пассажиров озвучивает мысли Дэйна вслух, что в яростном приступе всеобщей паники, даже успевает вызвать лёгкую улыбку солидарности на лице англичанина. Но страха конечно больше и он продолжает расти, по мере того, как набирает скорость грузовик, приближаясь практически вплотную к их средству передвижения.